Репин в Москве после 1882 года [1955 Москвинов В.Н.

Осенью 1882 года И. Е. Репин переехал из Москвы на постоянное жительство в Петербург.

Чем объясняется этот переезд? Ведь, как мы видели, ранее Репин считал Москву наилучшим для себя местом жительства. Имеющиеся в нашем распоряжении высказывания самого художника и близких к нему людей не дают пока на этот вопрос ясного и бесспорного ответа. Возможно, что Репин поддался настойчивым уговорам В. В. Стасова и И. Н. Крамского, неоднократно высказывавших желание видеть великого художника рядом с собой в Петербурге. Сами они считали своей обязанностью жить именно в столице, представлявшейся им интеллектуальным центром страны, средоточием ее культурных богатств, ареной идеологической борьбы. Недаром Крамской так и писал Репину: «Хотя это и болото, но пока столица тут, — наше место тоже здесь, наше, то есть бойцов»^*.

^* (И. Е. Репин и И. Н. Крамской. Переписка, стр. 168. )

Однако и переселившись в столицу, Репин не порывал тесной связи с Москвой в течение многих лет своей петербургской жизни — вплоть до 1914 года, начала империалистической войны.

Повидимому, больше всего притягивали его к себе в Москве Третьяковская галерея и ее гостеприимный хозяин П. М. Третьяков, затем Л. Н. Толстой и ближайшие друзья художника — В. Д. Поленов, В. И. Суриков, В. М. Васнецов. Кроме того, каждый год в Москве устраивались художественные выставки, в частности передвижников, на которых Репин не мог не бывать. С 1883 по 1888 год и с 1890 по 1893 год художник наезжал в Москву ежегодно, иногда по нескольку раз в год, а затем и позднее неоднократно навещал ее.

В 1883 году, через полгода после отъезда из Москвы, Репин побывал здесь ранней весной. В Москве он с интересом осматривал персональную выставку картин В. В. Верещагина. Подробный отзыв о ней он дал в письме к Стасову.

В 1884 году Репин был в Москве на Передвижной выставке, где экспонировалась его картина «Не ждали». Остановился он в номерах Карлони, в Милютинском переулке (ныне улица Мархлевского, № 17; дом не перестраивался и хорошо сохранился; внутри дома до настоящего времени сохранилась коридорная система). Побывал у Л. Н. Толстого в его новой квартире в Хамовническом переулке, о чем имеете запись в дневнике Толстого: «Дома Репин. С ним очень хорошо говорили за работой^*. Неизвестно, о какой «работе» здесь идет речь: повидимому, Репин писал или рисовал Л. Н. Толстого, но никаких следов от этого не осталось. Возможно, впрочем, что Репин выполнял рисунок к рассказу Л. Н. Толстого «Вражье лепко», относящийся к этому году.

^* (Н. Родионов. Москва в жизни и творчестве Л. Н. Толстого. М., 1948, стр. 91.)

Повидимому, по приглашению Репина Л. Н. Толстой посетил 7 апреля Передвижную выставку и рассматривал картину «Не ждали».

В том же году Репин написал три портрета москвичей — железнодорожных деятелей А. Г. Белопольского и И. Е. Ададурова и композитора П. И. Бларамберга (брат упоминавшейся выше Е. И. Бларамберг-Апрелевой, с которой Репин писал голову царевны Софьи; портрет ее брата также был использован художником для головы Ивана Грозного в одноименной картине, законченной Репиным в следующем, 1885 году).

Весной 1885 года Репин привез на очередную Передвижную выставку в Москву своего «Ивана Грозного». Возможно, тогда же он написал известный этюд с Петровского дворца (Петербургское, ныне Ленинградское шоссе, № 54; здание построено великим зодчим М. Ф. Казаковым в 1775—1782 гг.) для задуманной им картины «Прием волостных старшин Александром III во дворце Петровского замка».

Художник опять посетил Л. Н. Толстого, за несколько дней перед этим давшего своей отзыв о картине «Иван Грозный»: «Молодец Репин, именно молодец. Тут что-то доброе, сильное, смелое и попавшее в цель... Хорошо, очень хорошо. И хотел художник сказать значительное. Сказал вполне ясно. Кроме того, так мастерски, что не видать мастерства»^*.

^* ( Л. Н. Толстой. Полн. собр. соч., т. 63. (юбилейное издание). М., 1938. стр. 223.)

Побывал Репин с инженером И. Е. Ададуровым у художника С. Д. Милорадовича (1-й Гончарный переулок, № 8), автора известной картины «Черный собор». Об этом посещении имеется упоминание в письме Репина к адвокату М. П. Федорову: «Помните, как в прошлом году его (С. Д. Милорадовича) открыл музыкант (не могу вспомнить имени), как мы радовались новому таланту, побывав у него вместе с Иваном Евграфовичем»^*.

^* («Художественное наследство», т. 1, стр. 234. Иван Евграфович — инженер Ададуров. Репин написал портреты М. П. Федорова и И. Е. Ададурова. Где первый из них, неизвестно; второй — в Молотовской картинной галерее.)

Художник С. Д. Милорадович был простым псаломщиком московской церкви, затем самоучкой стал иконописцем, позднее — учителем живописи в иконописной школе в Замоскворечье и неожиданно для всех дебютировал вышеназванной замечательной картиной. Позднее он прославился картиной на тему обороны Троице-Сергиевой лавры от польско-литовских интервентов в начале XVII столетия.

В 1886 году Репин проезжал через Москву в Харьков, направляясь к своей двоюродной сестре — Эмилии Борисовой. Художник исполнил со своей красавицы-сестры рисунок карандашом, недавно обнаруженный автором этих строк в Москве. Рисунок помечен 17 сентября^*.

^* (Рисунок воспроизведен в «Художественном наследстве», т. 2, стр. 421. )

В 1887 году Репин был в Москве проездом в Ясную Поляну, где выполнил знаменитый портрет Л. Н. Толстого (в кресле, с книгой в руке), а также рисунок к картине «Лев Толстой на пашне», исполненной им позднее. Написал еще один портрет писателя, оставленный им в Ясной Поляне.. Сделал также много альбомных зарисовок с Л. Н. Толстого. Репин пробыл у Толстых ровно неделю. Несколько дней спустя Л. Н. Толстой в письме к литератору Н. Н. Страхову дал очень теплый отзыв о художнике: «Репина я так же высоко ценю, как и вы, и сердечно люблю... Я знаю, что он меня любит, как и я его»^*.

^* («Толстой и о Толстом». Сборник, т. 2. М., 1927, стр. 54.)

В 1888 году ранним летом Репин совершил большую поездку по Волге, Дону, Кавказу и Кубани. В станице Пашковской он много писал и рисовал тамошних казаков для своей картины «Запорожцы». На обратном пути он останавливался в Москве у С. И. Мамонтова, в его доме на Садовой-Спасской улице, № 6.

Улица Маркса — Энгельса, № 1. Здание бывш. гостиницы «Княжий двор», в которой останавливался И. Е. Репин. Фото автора. 1954 г.

В 1890 году Репин снова совершил поездку по Волге, а оттуда в Одессу, намереваясь отправиться в Константинополь для изучения темы «Запорожцы». Однако в Турции ему не удалось побывать. Возвращаясь в Петербург, он остановился проездом в Москве, где жил в гостинице «Княжий двор» (улица Маркса—Энгельса, быв. Малый Знаменский пер., № 1).

В 1891 году, когда в Москве была устроена выставка в пользу голодающих крестьян, Репин пожертвовал на нее один из вариантов своей новой картины «Николай Мирликийский, останавливающий казнь трех невинно осужденных».

В июне этого года Репин побывал в Москве на французской выставке, устроенной на Ходынском поле. Останавливался он тогда в гостинице «Метрополь» (Театральный проезд, № 2/4). Заезжал также в Абрамцево к Мамонтовым. В этот же приезд Репин пробыл семнадцать дней (с 29 июня по 16 июля) в Ясной Поляне. Сын писателя С. Л. Толстой впоследствии вспоминал: «За это время он написал: «Толстой за работой», «Толстой в саду», «Толстой в лесу» (босой) и сделал бюст Толстого»^* (в этой записи С. Л. Толстого не указывается, что Репин сделал в эти дни зарисовку С. А. Толстой с младшими детьми).

^* ( С. Л. Толстой. Мои воспоминания о Репине. — «Художественное наследство», т. 2, стр. 114.)

В этом здании не однократно размещались выставки картин художников-передвижников. В 1892 г. здесь была персональная выставка картин И. Е. Репина. Ныне в этом здание находится Государственной Исторический музей. Фотография начала XX века. (из фондов Государственного музея истории и реконструкции Москвы)

«Как чудесно я провел время у них!!! — писал Репин про семью Толстых. — Так было интересно во многих отношениях. Лев Николаевич все такой же неисчерпаемый источник силы, запросов, жизнедеятельности, глубины мысли и самобытности!... Я вылепил с него бюст (подражание Ге), написал его в его кабинете за работой и зарисовал несколько набросков в разных видах»^*.

^* (И. Е. Репин. Письма к писателям и литературным деятелям. М., 1950, стр. 74.)

Из Ясной Поляны Репин приехал в Москву и здесь 18 июля побывал на Воробьевых (ныне Ленинских) горах, где смотрел и слушал народные хоры. В письме к своей ученице Е. Н. Званцевой, написанном непосредственно после посещения Воробьевых гор, он говорит: «Вчера мы ездили на Воробьевы горы. Какие превосходные хороводы видели там! Я ничего подобного не видел. Целые народные оперы, мистерии, песни в лицах изображались в хороводе и как характерно, типично!!! Какой был исполнитель!! Вот где сохранилась 1000-летняя старина»^*.

^* («Художественное наследство», т. 1, стр. 578.)

В 1892 году в Москву была привезена большая персональная выставка работ И. Е. Репина, устроенная перед этим в Петербурге (в честь двадцатилетия деятельности художника).

Разумеется, Репин прибыл вместе с выставкой в Москву. Остановился он на этот раз в гостинице «Континенталь» на Театральной площади (ныне площадь Свердлова, № 3).

Выставка была размещена в двух залах второго этажа здания Исторического музея (на Красной площади) и содержала только часть петербургской экспозиции (всего двадцать восемь картин и портретов). Открытие выставки состоялось 12 февраля. При входе в музей была организована продажа фотоснимков и альбомов с экспонировавшихся картин.

Еще перед открытием выставки Репин писал из Петербурга Третьякову, чтобы тот похлопотал за него перед администрацией «Славянского базара» о разрешении получить на время выставки «Славянских композиторов». Уже двадцать лет эта картина висела там в полумраке, забытая и ненужная в этом помещении. «Нельзя ли попросить городского голову Алексеева, — писал Репин, — может быть, он повлияет на директоров? Будьте добры, напишите мне, как его зовут и куда ему адресовать. Я ему напишу. Ведь это было бы ужасным варварством, если и мой залог и ручательство известных в Москве лиц ничего не помогли бы. Я думаю, что они вам поверят и примут во внимание вред картине висеть так долго без лаку, в месте, где так много всякой копоти. Будьте любезны, похлопочите^*.

^* (И. Е. Репин и П. М. Третьяков. Переписка, стр. 148.)

Однако никакие просьбы не помогли преодолеть тупое упрямство купцов, в руках которых находилось это репинское произведение: «Славянских композиторов» так никто и не видал, кроме посетителей ресторана, являвшихся сюда отнюдь не из эстетических побуждений.

Москва очень тепло отнеслась к репинской выставке. Сам юбиляр на другой день после открытия так описывал свои первые впечатления в письме к Стасову: «Моя выставка здесь делает большое оживление. Народу ходит много. Залы светлые, высокие, погода чудная, солнечная. Много студенчества, курсисток и даже ремесленников толпится в двух залах и рассыпаются по широкой лестнице. «Арестант в деревне» стоит, и от этой картины, по выражению моего надсмотрщика Василия, «отбою нет». Жаль, залы выходят на солнечную сторону и сторы темнят и портят свет. Вчера, в 1-й день открытия, было 500 человек; сегодня я не был в конце, не знаю»^*.

^* (И. Е. Репин и В. В. Стасов. Переписка, т. 2, стр. 164—165. Речь идет о картине «Арест пропагандиста» (во втором варианте). )

Далее Репин сообщал Стасову, что экспонировавшийся на выставке портрет Л. Н. Толстого приобретен поклонником писателя М. А. Стаховичем, с которым они вместе собирались через два-три дня поехать в деревню Бегичевку Данковского уезда Тульской губернии, где Л. Н. Толстой с дочерьми находился на работе по оказанию помощи голодающим.

Как только Стасов получил это письмо, он немедленно выразил П. М. Третьякову свое решительное недовольство тем, что коллекционер пропустил возможность приобрести портрет Л. Н. Толстого для своей галереи. «Не могу удержаться, чтобы не сказать, вам, — упрекал Стасов, — до какой степени мне досадно и больно, что никто у нас тут в Петербурге, а потом и вы тоже, — никто не купил этого cher d'oeuvre'a, этой капитальной картины — «Льва Толстого пишущего» для какого бы то ни было народного, национального музея! Потеря невознаградимая...В какой галерее в целом мире найдете вы изображение с натуры великого писателя, занятого своим писанием? А Лев Толстой не только великий, а просто величайший писатель в мире, и, кроме Шекспира, ему нет никого равного... Слава богу, что хоть какой-то благодетель Стахович нашелся. Хоть этот понял»^*.

^* (И. Е. Репин и В. В. Стасов. Переписка, т. 2, примечания, стр. 398.)

Говоря Стасову о большом наплыве посетителей на выставку, Репин не преувеличивал. Действительно, его новые картины, особенно «Запорожцы», имели шумный успех и еще до открытия выставки заинтересовали любителей искусства. Вот что сообщает украинский историк Д. И. Эварницкий (Яворницкий), кстати сказать, послуживший прототипом для фигуры писаря в знаменитой картине: «Молва о том, что Репин пишет картину «Запорожцы, сочиняющие письмо к турецкому султану», дошла до Москвы. По личным своим делам из Москвы в Петербург приехал историк Д. И. Иловайский и между прочим зашел ко мне порасспросить кое-что о днепровских порогах. — «У нас в Москве говорят, что Репин пишет большую картину «Запорожцы» при ваших указаниях как историка Запорожья. Очень хотелось бы посмотреть. Говорят, уже очень хорошо»^*. И Эварницкий повел Иловайского в мастерскую Репина смотреть его новую картину.

^* ( «Художественное наследство», т. 2, стр. 77.)

Даже газета «Московские ведомости», обычно враждебно относившаяся к Репину, на этот раз еще за месяц до открытия выставки поместила о «Запорожцах» заметку с положительной оценкой картины. Сообщив о том, что в Петербурге пресса очень холодно отнеслась к художнику, автор заметки говорил: «А жаль, очень жаль! В настоящее время этот художник бесспорно наиболее даровитый из всех русских живописцев». О «Запорожцах» репортер писал: «Разудалая бесшабашная вольница, сборище «лыцарей» рубак, могучею рукою живописца выхвачено из давно-прошедшего времени и в рельефных изображениях закреплено на полотне. Запорожцы составляют письмо султану, и письмо не канцелярское, а проникнутое малороссийским юмором и крупною общерусскою солью. Эпизод, правда, исторический, но в нем с особенной яркостью выразилась оригинальность Сечи, и художник широко воспользовался роскошью материала. Глядя на эти типы, нельзя представить иных казаков, иных бранных товарищей кошевого Сирко. Сколько удали и беззаботности в этих лицах! Как широк розмах глумления!.. До чего ярко просвечивается тонкий, едкий ум писаря и голого советчика!.. Историческая правда рука об руку идет с художественной естественностью, роднится с нею и дарит зрителя картиной единственною»^*.

^* (Газ. «Московские ведомости», 16 января 1892 г. Автор заметки — Василий Сил-вич (по «Словарю псевдонимов» И. Ф. Масанова, — Василий Силович Кривенко).)

Что народ уже давно считал Репина своим, родным сердцу художником, говорит интересный рассказ советского художника В. К- Бялыницкого-Бируля, вспомнившего, как в давние годы юности, будучи одним из устроителей московской Передвижной выставки, он присутствовал при развеске картин. «Был канун открытия выставки, — рассказывает художник, — работы шли с большим напряжением. Все столярные и драпировочные работы должны были быть закончены до следующего дня. Вдруг, среди полной тишины выставочного зала, слышу громовой голос Волкова, обращенный ко мне: «Бируля, ты не слышишь разве, что замолкли молотки обойщиков и столяров? Ведь у нас открывается завтра выставка, а наши рабочие наверное увлеклись колбасой и чаем. Если так будем работать, мы не сумеем подготовиться к открытию выставки. Пойди, узнай, в чем дело и поторопи!». Я, повинуясь голосу старшего товарища, стремительно пошел туда, где все стихло, и моим глазам представилось зрелище. Из ящика была вынута большая картина Репина, поставлена к стеллажам, и все столяры и обойщики с молотками в руках, в каком-то оцепенении смотрели на картину. При глубоком молчании они переживали овладевшее ими впечатление при виде картины своего любимого, близкого их сердцу, дорогого, понятного им художника»^*. Это была картина «Иван Грозный».

^* ( «И. Е. Репин». Сборник докладов и материалов Академии художеств СССР, стр. 13.)

Отклики зрителей были особенно дороги Репину, неоднократно вспоминавшему о них в своей переписке. Но, разумеется, он живо интересовался также и замечаниями о своих картинах со стороны друзей-художников. Когда на той же персональной выставке 1892 года он был свидетелем восхищения Сурикова перед картиной «Запорожцы», его это необычайно растрогало. Он с радостью поделился отзывом великого живописца со Стасовым, добавив, что и стасовской статьей об этой картине в журнале «Северный вестник» Суриков также был восхищен.

Через несколько дней после открытия выставки, в двадцатых числах февраля, Репин вместе со Стаховичем проехал к Л. Н. Толстому, где написал этюд «Толстой на голоде». «Был в четырех голодных губерниях, — вспоминал Репин, — видел ужасы быта; блудил в дорогах, утопал с лошадьми в сугробах... Через неделю опять еду в Москву, чтобы закрыть там свою выставку»^*.

^* (И. Е. Репин. Письма к писателям и литературным деятелям. М., 1950, стр. 88—89.)

Вернувшись в Москву, Репин 4 апреля 1892 года вновь посетил Л. Н. Толстого, затем закрывал выставку. На него сильно подействовало исключительно теплое отношение москвичей к его юбилею. В его высказываниях о Москве снова слышатся прежние ноты твердой веры в славное будущее этого великого города.

В письме к П. М. Третьякову от 6 июня 1893 года он говорит: «Теперь все ясней становится, что Москва опять соберет Россию. Во всех важнейших проявлениях русской жизни Москва выражается гигантски, недосягаемо для прочих культурных центров нашего отечества. Им приходится только подражать ей, и в более скромных размерах. Да, Москва свое возьмет»^*.

^* (И. Е. Репин и П. М. Третьяков. Переписка, стр. 163.)

В 1893 году Репин приезжал в Москву в конце декабря. «Я пробыл там две недели, — писал он литератору А. Жиркевичу, — все больше у Толстых. Рисовал акварель со Льва Николаевича (опять в его кабинете за работой, — иначе его боялся беспокоить, да и ему надоело позировать). Это я делал по заказу «Севера» (журнал. — В. М.). А в то же время писал масляными красками портрет с Татьяны Львовны по заказу гр. Толстой. Очень весело провел это время. Москва такая живая стала, особенно по искусству. Столько нового только в Париже увидишь... Было много выставок (чудесных), спектаклей домашних и живых картин. И гремят все купцы, конечно, интеллигентные, прошедшие университет. Какая роскошь обстановки! Какие салоны теперь у них развелись на Болвановках, в Барышах, в Пупышах!!!»^*.

^* ( И. Е. Репин. Письма к писателям и литературным деятелям, стр. 96—97.)

В 1896 году Репин приехал в Москву смотреть празднества по случаю коронации царя Николая II, закончившиеся, как известно, ходынской катастрофой. Репин видел все ужасы «Ходынки», и это зрелище подействовало на него так угнетающе, что он, не дождавшись конца празднеств, уехал совсем больной в свое витебское имение Здравнево. Оттуда, в ответном письме к А. Жиркевичу, который интересовался его мнением о сильно распространившейся в то время фотографии, Репин обмолвился несколькими саркастическими словами о «Ходынке»: «Сколько моментальных фотографий снято на коронации! Фотографов были целые взводы, как стрелки, изо всех закоулков они стреляли во все сцены этого средне-векового спектакля. Ну, и спектакль вышел на славу!»^*.

В этом же году Репин побывал в Москве еще раз, проездом на Нижегородскую художественно-промышленную выставку (на выставке его интересовал художественный отдел, которым он остался недоволен). Из Нижнего через Москву он проехал в Здравнево.

В 1898 году Репин приезжал в Москву в начале января и пробыл здесь целую неделю. Останавливался он у Мамонтовых, на Садовой-Спасской, № 6. Как он писал, ему очень хотелось послушать оперы «Садко» и «Хованщину». Это желание художника было исполнено. В частном оперном театре С. И. Мамонтова (Большая Дмитровка, ныне Пушкинская улица, № 6) 7 января был поставлен «Садко», 8-го — «Орфей», 9-го — «Хованщина». Репин смотрел все эти спектакли. «Меня и теперь, как прекрасные невидимые духи, всякую минуту сопровождают всплывающие впечатления виденного и слышанного в Москве, — писал Репин Мамонтову тотчас же по возвращении в Петербург, — то прекрасные мотивы из «Садко», «Орфея» и «Хованщины», то развертывают мне превосходные картины декораций, созданные Поленовым, Врубелем, Коровиным, и я все еще полон прекрасными грезами»^*.

^* ( «Художественное наследство», т. 2, стр. 54—55.)

«И с Львом Николаевичем провел много хороших часов, — сообщал Репин несколькими днями позднее А. Жиркевичу. — По старой памяти мы гуляли с ним много по московским бульварам. Никогда еще он не казался мне так трогательно симпатичным. Слегка и спорили. А под конец я просил его дать мне сюжет для картины, — что желал бы он видеть на картине? Он не прочь и все думает. Я уж и письмом напоминал — все думает. Недавно здесь была Татьяна Львовна. Я и к ней с напоминанием. Говорит, папа очень бережно и внимательно отнесся к вашему желанию, но, говорит, это не так легко, и все думает»^*.

^* (И. Е. Репин. Письма к писателям и литературным деятелям, стр. 143. )

В дневнике Л. Н. Толстого есть указание, что эти посещения Репина относятся к 5 и 7 января. «Одно из приятных впечатлений последнего времени, — писал он, — было свидание с Репиным. Мы, кажется, оставили друг другу хорошее впечатление... Он очень и серьезно просит меня дать ему сюжет, и он исполнит его. И я вижу, что это серьезное, и все не нашел еще достойного сюжета и чувствую большую ответственность»^*.

^* (Дневник Льва Николаевича Толстого. 1895—1899. М., 1916, стр. 162.)

Известно, что сюжет для Репина Толстой все же придумал, но почему-то он не был осуществлен художником. Т. Л. Толстая-Сухотина (дочь писателя) в своем дневнике сообщает, что Толстой посоветовал Репину изобразить на полотне казнь декабристов, — «момент, когда ведут декабристов на виселицы. Молодой Бестужев-Рюмин увлекся Муравьевым-Апостолом, — скорее личностью его, чем идеями, и все время шел с ним заодно, и только перед казнью ослабел, заплакал, и Муравьев обнял его, и они пошли так вдвоем к виселице»^*.

^* (Сборник «Толстой. Памятники творчества и жизни», стр. 66—67.)

В дневнике Л. Н. Толстого имеется точная дата его беседы с дочерью Татьяной Львовной об этом сюжете — 3 февраля 1898 года. Лев Николаевич просил дочь сообщить Репину о придуманном сюжете для картины.

В конце того же 1898 года Репин вновь был в Москве. На этот раз его поездка была омрачена глубокой печалью: 4 декабря скончался П. М. Третьяков, и Репин ехал для участия в похоронах. Он глубоко переживал эту утрату. «Вот свалился дуб могучий, развесистый, — писал он по возвращении в Петербург А. Жиркевичу, — под ветвями его широкими сколько жило и благоденствовало хороших русских художников. Какой пантеон русской жизни в картинах за целую половину XIX века создал он!.. А, пожалуй, придется признать и всю эту половину века в нашей истории, и самого коллекционера картин, и его музей действительно чем-то из ряду выдающимся настолько, что и оценить все это нельзя нам, близким. А вот как настанет временное оскудение, мелочь, тогда поймут ушедшую вдаль эпоху и удивятся ее грандиозности, оценят и искусство и собирателя»^*.

^* ( И. Е. Репин. Письма к писателям и литературным деятелям, стр. 147.)

10 декабря Репин посетил Л. Н. Толстого, «недолго — некогда было. Он такой хороший, приветливый, бодрый, веселый»^*.

Повидимому, в этот приезд Репин беседовал с Толстым по вопросам искусства, так как незадолго перед тем он прочитал его статью «Что такое искусство?». Репин написал Толстому о трактате: «Обожаемый Лев Николаевич, сейчас прочел окончание «Что такое искусство» и нахожусь всецело под сильным впечатлением этого могучего труда вашего. Если можно не согласиться с некоторыми частностями, примерами, зато общее, главная постановка вопроса так глубока, неопровержима, что даже весело делается, радость проникает»^*.

^* (И. Е. Репин и Л. Н. Толстой. Переписка, т. 1, стр. 16.)

Л. Н. Толстой тогда же ответил Репину: «Дорогой Илья Ефимович, очень порадовали меня своим письмом. Если моя книга помогла уяснить вопросы искусства такому художнику, как Репин, то труд ее писания не пропал даром... Дружески обнимаю вас. Л. Толстой. 24 марта»^*.

^* (Там же, стр. 108. Автограф этого же письма Л. Н. Толстого помещен между стр. 16 и 17. )

Друг Репина — упоминавшийся выше историк Д. И. Эварницкий рассказывает, что в этот приезд в Москву Репин возвратил ему череп запорожца, когда-то найденный историком в Запорожье. Репин долгое время хранил у себя этот череп, используя его для зарисовок казацких типов. Эварницкий, в частности, сообщает, что Репин использовал зубы, хорошо сохранившиеся на черепе, для одного из запорожцев на своей картине. «Симпатичный черепочек, — шутливо заметил Репин, передавая археологическую находку ее владельцу, — вы бы мне его совсем подарили». — «Себе дороже стоит», — шуткой же ответил Эварницкий и, конечно, черепа не дал^*.

^* («Художественное наследство», т. 2, стр. 96.)

В 1901 году Репин был в Москве у Толстых. Еще в сентябре предыдущего года Стасов писал Л. Н. Толстому: «И Элиас (скульптор Илья Гинцбург. — В. М.), и Репин — мы все втроем сделали заговор: в январе приехать нарочно в Москву и постараться увидеть вас и с вами побыть»^*. Неизвестно, был ли Репин у Толстого в январе, но установлено, что он приезжал к нему в конце марта — в начале апреля этого года и выполнил с него 1 апреля акварельный портрет.

^* ( И. Е. Репин и Л. Н. Толстой. Переписка, т. 2, стр. 74.)

Площадь Революции, № 1/2. Гостиница Гранд-отель (бывш. Большая Московская)

В начале 1901 года великий писатель был отлучен от церкви. «По Руси отвратительным смрадом подымают свое вонючее курево русские попы, — возмущался Репин. — С забулдыгами «черной сотни» они готовят погром русскому гению»^*. В Петербурге на передвижной выставке был показан репинский портрет Л. Н. Толстого (в рост, босиком), вызвавший горячее сочувствие публики и овации молодежи. Об этом автор портрета рассказывал Толстым, будучи у них в гостях, и Софья Андреевна записала в своем дневнике: «Вчера было тихо, и приятно провели вечер с Репиным»^**.

^* ( И. Е. Репин и Л. Н. Толстой. Переписка, т. 2, стр. 75.)

^** (Дневники С. А. Толстой. 1897—1909. М., 1936, стр. 149.)

Приехав в Петербург, Репин сообщил Жиркевичу: «Я только что вернулся из Москвы. Конечно, был у Льва Николаевича много раз, сделал с него голову акварелью»^*.

^* ( И. Е. Репин. Письма к писателям и литературным деятелям, стр. 158.)

Сразу же по возвращении в столицу Репин получает заказ на картину «Заседание Государственного совета», и эта работа отнимает у него два с лишним года. Затем следуют знакомство с Н. Б. Нордман-Северовой, переезд на ее дачу в Куоккале, в Финляндии, новая жизнь. Все это надолго отвлекает внимание Репина от Москвы, от Л. Н. Толстого, и только в 1907 году он снова собирается в Ясную Поляну, на этот раз вместе со своей второй женой. Затем следуют приезды в Ясную в 1908 и 1909 годах, каждый раз с остановками в Москве.

Обо всех этих поездках подробно рассказывает жена Репина Н. Б. Нордман-Северова в своих воспоминаниях^*.

^* ( Н. Б. Северова. Интимные страницы. СПБ, 1910. Везде дальше цитаты без ссылок — из этой книги.)

В сентябре 1907 года И. Е. Репин и Н. Б. Нордман проехали через Москву и, не задерживаясь, поспешили в Ясную. Погостив там, они проследовали в Чугуев, на родину художника. На обратном пути, остановившись в Москве, провели два утра в Третьяковской галерее.

11 декабря 1908 года Репин и Нордман приехали в Москву на Передвижную выставку, разместившуюся в здании Исторического музея. Остановились напротив — в Большой Московской гостинице (в настоящее время — «Гранд-отель» на площади Революции, № 1/2). Все эти дни, как сообщает Нордман, были в сплошных разъездах. «Время распределено не умолимо на клеточки», — говорит она.

В первый же день приезда Репин был на обеде у художника В. К- Бялыницкого-Бируля (Малая Дмитровка, дом Суворова, — в настоящее время улица Чехова, 7). Вечером того же дня в Обществе любителей художеств происходило чествование памяти П. М. Третьякова в связи с десятилетием со дня смерти (Общество любителей художеств находилось на углу М. Дмитровки (ныне улица Чехова) и проезда Страстного монастыря (ныне проезд Скворцова-Степанова), № 7/1. Здание хорошо сохранилось. Сейчас в нем помещается редакция журнала «Новый мир»). На эстраде был выставлен репинский портрет П. М. Третьякова, украшенный белыми розами. Репин выступил с воспоминаниями о коллекционере — другие художников. Его встретили бурной овацией. «И вот, — пишет Н. Б. Нордман, ярко характеризуя своеобразную репинскую манеру речи, — начинается эта нескладная, перебивающая сама себя, неровная, то громкая, то едва слышная речь. Тут и слезы, и восторг, и глубина. Все слушают, затаив дыхание, и из всего несуразного встает перед слушателями живой, теплый и светлый образ П. М. Третьякова».

На этом вечере Репин встретился с В. И. Суриковым.

На другой день, 12 декабря, происходила развеска картин на передвижной выставке. Здесь произошел инцидент, в который пришлось вмешаться и Репину. Художник Н. К- Бодаревский решил выставить два своих «Nu» — картины о изображением обнаженных женщин. Жюри выставки приняло их и уже вывесило, но затем постановило снять. Жестоко обидевшись, автор поехал жаловаться Репину. В сопровождении художника К. В. Лемоха Репин прибыл на место происшествия и начал было упрекать товарищей, но тут увидел предмет спора. Весь пыл защитника с него мгновенно спал, и он сам обрушился на Бодаревского, решительно заявив о недопустимости порнографии в искусстве. Это происшествие, как говорит В. К. Бялыницкий-Бируля, «заставило художников строже относиться к своим выставочным работам»^*.

^* («И. Е. Репин». Сборник докладов и материалов Академии художеств СССР, стр. 15.,)

Тверской бульвар, № 18. В этом доме дважды размещались художественные выставки, в которых участвовал И. Е. Репин. Фотография А. А. Сергеева, 1954 г.

В тот же день Репин и Нордман посетили коллекционера П. А. Лезина (Сретенский бульвар, № 6). (Врач Лезин владел небольшой, но хорошо подобранной коллекцией картин русских художников). Затем Репин встретился с писателем С. Н. Сергеевым-Ценским.

Трубниковский переулок, № 17. Дом принадлежал художнику И. С. Остроухову, в картинной галерее которого не раз. бывал И. Е. Репин. Фото А. А. Сергеева. 1954 г.

На другой день, 13 декабря, Репин и Нордман были на сеансе у скульптора Н. А. Андреева (Большой Афанасьевский переулок, № 27). Андреев лепил бюст И. Е. Репина. Позднее в гостинице у Репиных обедала Софья Андреевна Толстая, пригласившая художника с женой к себе в Ясную Поляну. После ее ухода в номере Репина стали собираться художники — на общее собрание передвижников.

После ухода художников Репин и Нордман стали собираться в Художественный театр, где смотрели спектакль «Синяя птица» М. Метерлинка.

15 декабря были у В. И. Сурикова в его квартире на Тверской улице (ныне улица Горького), в доме Полякова (дом этот снесен; он стоял на месте нынешнего дома № 15, занимающего место между улицами Станкевича и Станиславского, напротив Глинищевского переулка). Неохотно показывавший свои работы, Суриков ради своего друга достал из-под кровати старинный сундук и раскрыл свои старые художественные залежи..Репин восхищался живописностью масляных и акварельных этюдов, заготовленных в свое время для разных картин. «Художник открыл нам сокровища своего сердца, — с восторгом писала Н. Б. Нордман, — алмазные камни самоцветные. Переливаются они и блещут».

От Сурикова Репин и Нордман направились в Цветковскую галерею (галерея И. Е. Цветкова помещалась в его доме на Пречистенской, ныне Кропоткинской, набережной, № 29; дом построен по рисунку В. М. Васнецова). Репин в течение трех часов писал портрет хозяина галереи. После Цветкова — опять на сеансе у Андреева.

16 декабря присутствовали на генеральной репетиции гоголевского «Ревизора» в Художественном театре. Беседовали с К- С. Станиславским, с которым, как указывалось выше, Репин был уже давно знаком. Из Художественного театра поехали к И. С. Остроухову в его картинную галерею (Трубниковский переулок, № 17). Там застали В. М. Васнецова, который, страстно любя музыку, приехал на музыкальный вечер. Исполнялись произведения Шуберта. Васнецов пригласил своего друга посетить его мастерскую, построенную по собственному рисунку.

17 декабря, в последний день пребывания в Москве, опять были на сеансе у Андреева. Скульптор заканчивал свою работу над бюстом Репина. Затем побывали снова в Цветковской галерее, после этого направились к В. М. Васнецову (Новопроектированный, ныне переулок В. М. Васнецова, № 13; дом В. М. Васнецова хорошо сохранился; с 1953 года в нем размещается музей его имени). Обедали у В. К. Бялыницкого-Бируля на М. Дмитровке. Вечером стали укладываться в дорогу и в час ночи отправились поездом в Ясную Поляну. Провели бессонную ночь в вагоне. Вспоминали о Москве. «Самое неприятное впечатление Москвы, — пишет Н. Б. Нордман, — это бюст Ильи Ефимовича. Сам Илья Ефимович от него в восторге, в таком восторге, как только он умеет быть. Он уже заказал отлить его из бронзы» (бюст И. Е. Репина работы Н. А. Андреева отлит в бронзе).

После бессонной ночи — только один день у Толстых. Репин утомлен1 дорогой, но отказывается от отдыха: «На один день в Ясной Поляне, а я буду по кроватям валяться!».

В декабре 1909 года И. Е. Репин снова приезжал в Москву на 37-ю Передвижную выставку. Дорогой, в вагоне, Репин нервничал, плохо спал, так как был обеспокоен слухами, что от случившегося осенью наводнения многие картины в Третьяковской галерее сильно пострадали. Тотчас же по приезде он бросился в галерею. К счастью, слухи оказались ложными.

Были с Нордман в галерее И. С. Остроухова. Рассматривали редчайшие вещи. Держа в руках очень древнюю икону, писательница хорошо сказала, возможно передав мысль Репина или Остроухова: «Сколько великих имен исчезло бесследно в прошлых веках! Лишь бы удалась святыня, работа. Художник звук своего имени ставил ни во что»..

4-й Ростовский пер., № 6. В этом доме проживает старейший художник СССР. Василий Николаевич Бакшеев. Фото А. А. Сергеева. 1954 г.

Осматривали памятник Н. В. Гоголю работы Н. А. Андреева на Пречистенском (ныне Гоголевском) бульваре^*. И. Е. Репин внимательно изучал образ великого писателя, над которым сам работал уже более года (к столетней годовщине со дня рождения Гоголя, в 1909 году, Репин написал картину «Самосожжение Гоголя»).

^* (Скульптура Н. А. Андреева, изображавшая Гоголя мистически настроенным, каким он был в последние годы жизни, в 1952 г. заменена новым скульптурным изображением — работы Н. В. Томского.)

В тот же день встретились с писателем П. Д. Боборыкиным, затем завтракали в «Славянском базаре».

Посетили художника В. Н. Бакшеева (Василий Николаевич Бакшеев, старейший из художников Советского Союза, по настоящий день живет в этом же доме — в 4-м Ростовском переулке, № 6). «На высоком берегу Москвы-реки, — записала Н. Б. Нордман, — на Плющихе (точнее — возле Плющихи.— В. М.) стоит прелестный деревянный домик в хорошем малютинском русском стиле. Интерьер — как в сказке. Плафоны, печки, стены — все писано рукой Малютина. Во всем любовь к жизни, к искусству. Сумерки ярким синим светом легли на обширные окна столовой, когда вспыхнули по карнизам потолка электрические лампы. Мы сидели за самоварчиком, и из залы неслись заунывные экзерсисы в четыре руки двух милых девочек. Сами хозяева тихие, ласковые, талантливые — передвижник Бакшеев и его супруга».

24 декабря Репин посетил Третьяковскую галерею. Художник, никогда не удовлетворявшийся достигнутым, не мог равнодушно смотреть на свои прежние работы и всегда порывался исправить то ту, то другую. Вот и теперь он снял со стены портрет П. М. Третьякова и что-то работал над ним.

Посетили художника Л. О. Пастернака в его казенной квартире в Училище живописи, ваяния и зодчества, где он был преподавателем (Мясницкая — ныне улица Кирова, — № 21). С Пастернаком Репина роднило, возможно, то, что этот художник, так же как и Репин, безмерно любил и ценил Л. Н. Толстого, являясь автором целой серии его портретов, а также иллюстраций к произведениям писателя.

Вечером осматривали коллекцию Лемерсье (Петровка, Салтыковский — ныне Дмитровский — переулок, № 8). Семья Лемерсье начала интересоваться искусством и коллекционировать произведения живописи в связи с тем, что являлась совладельцем художественного магазина фирмы Аванцо на Кузнецком мосту (дом, где была картинная галерея Лемерсье, снесен в конце мая 1954 года).

В тот же день Репин посетил скульптора Н. А. Андреева.

Как ни презирал Репин упадочные течения в искусстве, все же он считал своим долгом быть в курсе современной жизни искусства, изучать своего «врага». Посетил он обе знаменитые в Москве модернистские галереи предреволюционного времени — М. П. Рябушинского (Спиридоновка — ныне улица Алексея Толстого, — № 17) и С. И. Щукина (Большой Знаменский переулок — ныне улица Грицевец, — № 8). Владелец последней, С. И. Щукин, был в те дни в Париже.

Присутствовали на открытии Передвижной выставки, которая, как обычно, размещалась в здании Училища живописи, ваяния и зодчества на Мясницкой улице (улица Кирова, № 21).

После обеда были у И. С. Остроухова в Трубниковском переулке (Остроухов был владельцем богатейшего собрания произведений живописи и особенно древней иконописи. Репина к нему влекло также и то, что в те годы Остроухов был директором-попечителем Третьяковской галереи).

Вечером Репин присутствовал на спектакле Л. Андреева «Анатэма» в Художественном театре.

Н. Б. Нордман умалчивает о том, что в этом году на Передвижной выставке была показана новая большая картина Репина «Черноморская вольница». Она нравилась зрителям и друзьям художника, но сам автор был ею недоволен. Через год он так отзывался о ней: «Только на выставке Товарищества передвижных выставок в Москве при открытии я увидел ясно слабость этой картины, и только резоны товарищей заставили меня оставить ее на выставке и в Петербурге, а потом я взял ее домой в переделку, в которой она и посейчас состоит»^*.

^* (И. Е. Репин. Письма к писателям и литературным деятелям, стр. 183. )

Арбат, № 2. Ресторан «Прага». (Снимок двадцатых годов). В 1913 г. здесь происходило чествование И. Е. Репина. в связи с реставрацией картины «Иван Грозный». С фотографии 30-х годов

Повидимому, Репин очень основательно перерабатывал свою картину и, как это нередко с ним получалось, только портил прежнюю работу. Дальнейшая судьба этой картины неизвестна.

Репин в этот приезд написал портрет коллекционера П. А. Лезина (датирован 21 декабря 1909 г.).

Установлено лишь четыре приезда Репина в Москву после 1909 года: в конце 1912 года, два приезда в 1913 году и один последний — в 1914 году, в первые дни мировой империалистической войны. О пребывании Репина в Москве в 1912 году, к сожалению, ничего не известно.

16 января 1913 года в Третьяковской галерее произошел трагический инцидент: с криком «Довольно крови!» молодой человек, по фамилии Балашов, иконописец-старообрядец, крайне психически неустойчивый, подбежал к картине Репина «Иван Грозный и сын его Иван, 16 ноября 1581 года» и нанес ей три серьезных ножевых повреждения (картина тогда еще не была закрыта стеклом). Порезы пришлись в самых ответственных местах: на лицах Грозного и царевича.

Это происшествие взволновало всю Москву. Был поднят вопрос о плохой охране богатств галереи, вследствие чего ее попечителю И. С. Остроухову пришлось уйти в отставку. Московской городской думой был назначен новый попечитель — видный художник и знаток искусства И. Э. Грабарь (ныне академик).

И. Е. Репин немедленно был извещен о печальном событии и на другой же день прибыл из Куоккалы в Москву. Для восстановления испорченных мест картины, которое было решено поручить самому автору, художником-реставратором Д. Ф. Богословским предварительно были сделаны все необходимые подготовительные работы (подклейка холста, разглаживание швов й пр.). И. Е. Репин произвел реставрацию за один день и в тот же вечер выехал из Москвы.

Бутиковский переулок, №9. В этом доме проживал родственник И. Е. Репина А. А. Шевцов. Художник навещал его неоднократно. Фото автора. 1954 г.

Новый попечитель галереи был в тот день вне Москвы. Каково же было его изумление, когда он, вернувшись вечером в город и тотчас же прибыв в галерею, узнал о внезапно сделанной реставрации. Работники музея оправдывались тем, что исправления производил сам автор и ему нельзя было не позволить.

Когда И. Э. Грабарь увидел сделанное, он пришел в ужас: Репин испортил картину! Было принято немедленное решение: снять авторские исправления и заменить их более скромными, но точными, основанными на новейших достижениях реставрационной техники.

Вот что рассказывает об этом сам И. Э. Грабарь:

«Когда я вошел в комнату, где была заперта картина, и увидел ее, я глазам своим не поверил: голова Грозного была совершенно новая, только что свеже записанная сверху донизу в какой-то неприятной лиловой гамме, до ужаса не вязавшейся с остальной гаммой картины.

Медлить было нельзя — краски могли к утру значительно затвердеть. Узнав, что Репин писал на керосине — он давно уже заменил им скипидар прежнего времени, — я тут же сначала насухо, потом с керосином протер все прописанные места, пока от утренней живописи не осталось и следа и полностью засияла живопись 1884 года.

Реставрационная практика новейшего времени показала, что утраченные куски масляной живописи никоим образом не следует восстанавливать при помощи масляной же краски, так как эта последняя, будучи в момент реставрации тождественной по цвету с окружающей ее гаммой, со временем — уже через год-два — неминуемо потемнеет и даст впечатление чужеродных пятен. Этого не бывает при записях акварелью с последующим покрытием лаком. Мы с Д. Ф. Богословским остановились поэтому именно на восстановлении при посредстве акварельных красок, что и произвели в течение недели. На самом опасном месте — на голове царевича — я работал сам, остальное сделал Богословский. Великое счастье, что на них вовсе не пострадали глаза и рот. Самое опасное и сложное место реставрации был нос царевича, по контуру совсем отсутствовавший. Восстановить его удалось только благодаря наличию превосходных фотографий с деталей, снятых до поражения и увеличенных до размеров оригинала.

Но счастье было и то, что Репин так же внезапно уехал, как и приехал. Если бы он был тут, едва ли удалось бы его убедить в необходимости смыть его новую голову и восстановить старую; он, видимо, так давно уже порывался ее исправить в соответствии с своими новыми взглядами на живопись, что несказанно обрадовался случаю, дававшему ему эту возможность. В то время у него было уже пристрастие к лиловой гамме, в которой выдержаны его картины 1900-х годов»^*.

Что И. Э. Грабарь был прав, подтверждают воспоминания художника Г. Н. Горелова, бывшего в то время учеником Репина. Видя сборы своего учителя в Москву, он осмелился сделать ему такое замечание: «Илья Ефимович, ведь у вас теперь другая манера письма». На это Репин ответил: «Теперь у меня все уже другое — и глаза, и руки, а ехать все-таки надо»^*.

^* («И. Е. Репин». Сборник докладов и материалов Академии художеств СССР, стр. 38.)

Через несколько месяцев, в том же 1913 году, Репин снова побывал в Москве и посетил Третьяковскую галерею. Он долго стоял около своей реставрированной картины, «видимо, не совсем понимая, изменились ли краски, снова пожелтев несколько, или сам он тогда не взял их во всю силу, как хотел. Он ничего не сказал, но, не найдя никаких следов заправок, остался в общем удовлетворенным состоянием картины»^*.

Москва очень тепло приняла Репина. Появление реставрированной картины на своем прежнем месте вызвало новую волну симпатий к любимому художнику. Друзья Репина решили ознаменовать это событие вечером чествования, который и состоялся 27 октября в гостинице «Княжий двор», где остановился художник (М. Знаменский переулок — ныне улица; Маркса—Энгельса,— № 1). Был прочитан адрес со множеством подписей. После этого вся компания друзей и почитателей Репина во главе с виновником события отправилась в ресторан «Прага», где был устроен ему банкет.

Сохранились две фотографии, запечатлевшие этот момент^*. За столом, в кругу друзей и почитателей, сидит с поднятым бокалом вина И. Е. Репин. Среди участников чествования мы видим художников К. А. Коровина, В. В. Переплетчикова и К- К- Первухина, писателей К- И. Чуковского и И. А. Бунина, знаменитого певца Ф. И. Шаляпина, С. С. Мамонтова (сына мецената) и др. Среди произнесенных речей особенно выделялась речь Ф. И. Шаляпина.

^* (Одна из фотографий воспроизведена в «Художественном наследстве», т. 2, стр. 365, другая — в «Искрах» — приложении к газ. «Русское слово», 3 ноября 1913 г. стр. 338.)

Певец сравнил искусство с солнцем, «от влияния которого избавлены только те, кто лежит под землей»^*.

^* (Газ. «Русское слово», 29 октября 1913 г. Автор заметки — С. С. Мамонтов.)

И, наконец, в последний раз Репин был в Москве в 1914 году. Он ездил тогда в Швейцарию, в Локарно, хоронить свою жену Н. Б. Нордман, умершую там от чахотки. Выехав оттуда в начале июня, он через Вену, Киев и Харьков проехал в Чугуев. Родной город тепло встретил художника, торжественно отметив исполнившееся летом 1914 года семидесятилетие со дня рождения Репина. Маститый художник в благодарность городу решил основать там нечто вроде филиала Академии художеств — так называемый «Деловой двор». Но этот замысел не удалось осуществить из-за внезапно нагрянувшей войны с Германией. Репин все бросил и не медленно выехал в Петербург через Харьков и Москву. В Москве он был, повидимому, в середине июля.

Московские годы И. Е. Репина, даже вместе с его временными наездами в Москву, в долгой жизни великого художника занимают сравнительно небольшое место. Тем не менее связь его с Москвой была значительна и плодотворна.

В Москве сформировались и окончательно определились прогрессивные взгляды Репина на роль и назначение искусства. Здесь он исполнил или начал почти все свои лучшие произведения, прославившие его имя не только в России, но и во всем мире. Именно здесь он стал подлинно народным художником, выразителем заветных дум и чаяний русского народа.

Москва бережно хранит творческое наследие великого мастера. В Государственной Третьяковской галерее находятся лучшие произведения Репина, навсегда вошедшие в сокровищницу русской и мировой художественной культуры, — «Иван Грозный», «Бурлаки», «Крестный ход», «Не ждали», «Царевна Софья», «Запорожцы» (в эскизе) — и наиболее выдающиеся портретные работы художника. За годы, прошедшие после Великой Октябрьской социалистической революции многие миллионы зрителей — москвичей и приезжих — испытали на себе благотворное воспитательное воздействие этих непревзойденных произведений высокого «искусства.

Москва не только сохраняет, но и пропагандирует и распространяет творческое наследие знаменитого художника. Из Москвы растеклись по всей стране выпущенные миллионными тиражами репродукции с картин Репина, сделавшие их доступными для всех советских людей, в каких бы краях они ни проживали.

В Москве написаны и изданы многочисленные исследования, посвященные жизни и творчеству И. Е. Репина.

В Москве сосредоточены высшие и средние художественные учебные заведения, где готовятся кадры советских мастеров изобразительного искусства. Методы преподавания в них основаны на сохранении и упрочении прогрессивных заветов великого русского художника-реалиста.

Связь Репина с любимой им Москвой и связь Москвы с любимым ею художником не порвалась и после его кончины.