"Почту за счастье жить в Москве"

Получив за картину «Воскрешение дочери Иаира» большую золотую медаль и право на пенсионерство (шестилетнюю, за казенный счет, заграничную командировку), Репин не сразу воспользовался этим правом; поехал за границу только через год и пробыл там не шесть положенных лет, а всего три года.

Но и эти три года, проведенные им в Западной Европе, очень долго тянулись для него, он стремился на родину и, в частности, в Москву. Все его письма этого периода и воспоминания современников свидетельствуют о большой тоске художника по родине, о стремлении вернуться в Россию и обязательно жить в Москве. Уже через несколько месяцев после выезда из России Репин пишет из Парижа П. М. Третьякову: «Я почти окончательно решил поселиться в Москве и работать самостоятельно, по приезде из чужа... чувствую, что больше году здесь оставаться вредно», а в июле 1874 года он писал: «Начинаю скучать за Россией все больше и больше».

Художник В. Д. Поленов, живший вместе с Репиным в Париже, писал, что у него и Репина «серьезное» намерение переселиться в Москву. М. М. Антокольский сообщает в Москву С. И. Мамонтову, что Репин «вскоре хочет возвратиться в Россию, в Москву», и Мамонтов радуется этому намерению Поленова и Репина. «Не говорю уже о том, - пишет Мамонтов Поленову, - что Москва в день приезда вашего придет на встречу со всеми чудотворными иконами из города и окрестностей... Вне всякого художественного центра Москва все-таки может дать много самобытного, свежего, не загаженного материала для художника».

Сам Репин постоянно в письмах своих говорит о том же, сообщает Стасову из Парижа, что у него «душа разгорелась, захотелось ехать в Москву, в Россию». Он сетует, что оторван от русской жизни.

Репин много и упорно работал за границей, написал там, помимо бесчисленных этюдов и рисунков, два больших полотна - «Парижское кафе» и «Садко», но все это не то, что он мог бы сделать, будучи на родине. И хотя за «Садко» он получил от Академии художеств звание академика, близкие друзья художника отнеслись к ней отрицательно. Стасов в письме к Репину сурово раскритиковал «Садко». В журнале «Пчела» появилась статья А. В. Прахова, где он писал, что желает художнику встряхнуться от подводного сна и «снова бодрым и освеженным оком впиться в прелесть русской жизни и русской истории».

Репин и сам сознавал свою неудачу. «Признаюсь Вам по секрету, - пишет он Стасову, - что я ужасно разочарован своей картиной «Садко», с каким бы удовольствием я ее уничтожил... Просто совестно и обидно, одна гимнастика и больше ничего; ни чувства, ни мысли ни на волос не проглядывает нигде».

И другая заграничная картина его «Парижское кафе» вызвала почти единодушную отрицательную оценку.

Стасов великолепно понимал настроение своего друга и был уверен, что только на русской земле талант Репина «взойдет в свою силу - во всю мощь реалиста, народного художника».

В Россию Репин вернулся в 1876 году, после трехлетнего пребывания за границей, и в том же году в октябре поехал на родину в Чугуев с определенным намерением переехать из Чугуева в Москву и там поселиться на долгий срок. Проездом в Чугуев он остановился в Москве и пробыл здесь пять суток.

Прежде всего он побывал в Третьяковской галерее, восхищался там «чудесным» портретом Л. Н. Толстого, написанным И. Н. Крамским, его же работы «превосходным» портретом художника И. И. Шишкина, «замечательными» пейзажами А. И. Куинджи «Забытая деревня», «Степь», «Чумацкий тракт», «Украинская ночь». Он смотрел коллекцию картин В. В. Верещагина в помещении Общества любителей художеств и остался недоволен, о чем написал В. В. Стасову.

В эти дни Москва окончательно полонила Репина. Она «до такой степени художественна, живописна, красива, что я теперь готов далеко, за тридевять земель ехать, чтобы увидеть подобный город, он единственный! И, несмотря на грязь, я почту себе за счастье жить в Москве!»

Прав был Стасов - Репин совершенно изменился, попав в Россию, соприкоснувшись с русским народом. Уже у себя на родине, в Чугуеве, он увидел, что огромная часть простого народа «чутко прислушивается» ко всему, что делается не только в России, но и за границей, что Россия «действительно сделала успех в развитии огромный!»

Мужичок из робких. 1877

И работать он стал здесь совсем не так, как за границей, «от него опять повеяло свежестью и бодростью», - писал М. М. Антокольский И. Н. Крамскому. Сам Репин пишет В. Д. Поленову о том, что он увидел в России: «...как заблестит перед тобой наша русская действительность, никем не изображенная. Как втянет тебя, до мозга костей, ее поэтическая правда, как станешь ты постигать ее да со всем миром любви переносить на холст, так сам удивишься тому, что получится перед твоими глазами».

В Чугуеве он увидел, что народ, «мужики», наделены «тонким пониманием действительного искусства».

В том же письме к В. Д. Поленову Репин снова и снова возвращается к мыслям о Москве: «О Москве я все так же думаю, как и прежде; это для нас необходимо». Через два месяца снова пишет, что ни на йоту не отступает от совместного с Поленовым плана - жить в Москве, спрашивает, когда Поленов приедет в Москву. Тогда и он сейчас же туда приедет, они могут поселиться в Кокоревской гостинице в одном номере и вместе будут искать квартиру.

После возвращения Репина в Россию все его друзья поверили в то, что здесь, на родине, он создаст великолепные вещи. «От него так и веет новой силой. Он совсем обновился, и я даю голову на отсечение, что он сделает множество чудных произведений», - писал М. М. Антокольский Стасову.

Жизнь в Чугуеве обогатила его новыми впечатлениями. Здесь видел он свадьбы и волостные собрания, ярмарки и базары («все это теперь оживленно, интересно и полно жизни»), путешествовал по окрестным селам, бывал в волостных правлениях, в кабаках и трактирах, даже в церквах, - словом, изучал жизнь («что это за прелесть, что это за восторг!!!»)

Там, в Чугуеве, воочию увидел Репин тяжелое положение русского крестьянина, закабаленного, постоянно унижаемого и оскорбляемого не только царскими чиновниками, жандармами, урядниками, волостными старшинами, но и кулаком-мироедом.

Еще будучи за границей, тоскуя по родине, Репин писал, что там, в России, он «разразился» бы целой сотней картин, в которых многие «увидали бы как в зеркале самих себя, и «неча на зеркало пенять, коли рожа крива». Но не все люди с кривыми рожами, есть светлые личности, есть прекрасные образы, озаряющие собою целые массы».

В Чугуеве Репин создал ряд произведений, отображающих пореформенную Русь. Он пишет этюд, названный им явно иронически «Мужичок из робких» - тип русского крестьянина, в душе которого уже начинает зреть протест против рабства. Другой этюд - «Мужик с дурным глазом» - собирательный образ крестьянина, в котором проснулась ненависть к богатеям, к тем, кто унижает и оскорбляет народ. Будет время, и эти «робкие» и «с дурным глазом» мужики поднимутся - и запылают помещичьи усадьбы, затрепещут помещики, чиновники и попы. Такая мысль приходила при взгляде на эти репинские этюды.

Мужик с дурным глазом. 1877

В Чугуеве Репин создал и одно из самых блестящих своих произведений - «Протодиакона». «Преинтересный» тип, как охарактеризовал его сам художник, «экстракт наших дьяконов, этих львов духовенства, у которых ни на одну йоту не попадается ничего духовного - весь он плоть и кровь, лупоглазие, зев и рев, рев бессмысленный, но торжественный и сильный, как сам обряд в большинстве случаев».

И еще одну, совсем маленькую картинку - «Под конвоем» написал Репин в Чугуеве. Русские просторы, ширь необъятная, степь и небо, дорога, уходящая вдаль. И по этой дороге клячи тащат повозку с арестантом. Он в тюремном армяке, а с двух сторон сжимают его жандармы с шашками наголо... Сколько таких сцен видел художник в России! Это уже не «робкий» и не «с дурным глазом» мужик, это - революционер, тот, кто поведет робких и забитых на борьбу за лучшую жизнь. О многом говорит эта маленькая картинка!

Все эти картины и портреты, превосходные сами по себе, были, однако, лишь подготовительной работой к тем полотнам, которые Репин создаст в Москве.

Репин готовится к переезду в Москву. Он думает много и плодотворно работать, везет с собой большие замыслы.

Несколько особняком стоят другие работы Репина этого периода - эскизы рисунков на библейские темы. Эти эскизы он сделал для задуманного братьями Праховыми - Мстиславом и Адрианом - издания библии и евангелия с иллюстрациями русских художников - Репина, Крамского, Поленова, Васнецова и Сурикова, причем Репину был предоставлен выбор сюжетов из ряда библейских тем, предложенных ему Праховыми. Заканчивать их он думал в Москве: нужна натура, а в Чугуеве «ни за какие деньги никто позировать не станет». В первые месяцы своего пребывания в Москве Репин продолжал было работать над этими библейскими сюжетами, но очень скоро охладел к ним. «Я к библии не способен», - писал он Прахову и оставил за собой лишь восемь сюжетов, но и их не выполнил.

Репин поехал в Москву в конце мая 1877 года, на несколько дней съездил в Петербург, снова вернулся в Москву и занялся поисками квартиры, а найдя квартиру в Теплом переулке (у Девичьего поля), в доме Ягодиной, поехал на лето в Чугуев, чтобы осенью, уже с семьей, поселиться в Москве.

Хлопоты по подысканию квартиры не помешали ему заглянуть в Третьяковскую галерею. «Она полна глубокого интереса в содержании, в идеях, руководивших авторами. Нигде, ни в какой другой школе я не был так серьезно остановлен мыслью каждого художника!.. Положительно можно сказать, что русской школе предстоит огромная будущность!..»

Снова смотрел он картины и рисунки Верещагина, и теперь решительно меняет свое первоначальное мнение о художнике. «Отдайте мне, если можно, все мои слова относительно Верещагина назад! - писал он в июне 1877 года В. В. Стасову. - Теперь нашел в нем гораздо больше, чем ожидал». Он оценил в картинах Верещагина и свежесть взгляда художника, и чудесный колорит, и простоту, и смелость, и самостоятельность.

Во время поездки в Петербург Репин заболел лихорадкой и пролежал там целую неделю; не оправился он от болезни и в Чугуеве, и больной переехал в сентябре 1877 года в Москву.