"Я исполнил, наконец, что давно хотел"

В первые же недели своей московской жизни, чуть оправившись от болезни, Репин пошел в храм Христа Спасителя, смотрел там картины крупнейших художников, написанные для этого храма. Большинство картин ему не понравилось - «до чего это бездарно и безжизненно». Заинтересовали его работы художника И. Н. Крамского, произведения Е. С. Сорокина - главный иконостас и клиросные образа и полотна Г. И. Семирадского - «Тайная вечеря», «Крещение господне», «Александр Невский в Орле» и другие.

«Семирадский - молодец, - восклицает Репин, - ...по живописи это единственный оазис в храме Спаса», хотя в то же время отмечает «кривлянье» и «итальянщину» в картинах Семирадского.

Два события связаны с первыми месяцами пребывания Репина в Москве.

В России готовились к организации русского художественного отдела для Всемирной выставки в Париже, открывавшейся в 1878 году. Правительственный комиссар русского отдела выставки - хранитель Эрмитажа А. И. Сомов и его помощник Н. П. Собко в декабре 1877 года приехали в Москву для отбора картин на Всемирную выставку и были у Репина, решившего показать на Всемирной выставке своих «Бурлаков на Волге», «Протодиакона», «Мужика с дурным глазом» и портрет Н. П. Собко.

Через два месяца в Петербурге, в здании Академии художеств, была открыта выставка картин, предназначенных для Всемирной выставки. Репин послал туда свои вещи, но заранее был уверен, что «Протодиакона» не пропустят. Так и оказалось. Правительственная комиссия решила показать на выставке в Париже только по две картины каждого художника. Из репинских полотен были отобраны «Бурлаки на Волге» и «Мужик с дурным глазом». Два других репинских произведения забраковали, причем «Протодиакон» был отклонен, как сообщил А. И. Сомов П. М. Третьякову, потому, что великий князь Владимир Александрович, руководитель Академии художеств, заявил, что «такую физиономию духовного лица неудобно показывать французам».

Это запрещение возмутило Стасова: «Кто бы подумал, - писал он, - что распорядители нашего художественного отдела для Парижской выставки забракуют и это колоссальное произведение новой русской школы - и, однако, это случилось! Видите ли, у них опять все тот же припев: непристойно, мол, не годится показывать за границей наши раны и язвы. Ох, уж эти мне глубокомысленные радетели и защитники! Скоро ли они хоть что-нибудь станут понимать».

Репин знал, что так будет. Еще месяца за два до решения правительственной комиссии он писал И. Н. Крамскому, что на Всемирную выставку может быть не пропущен «Протодиакон», что он не удивится этому, так как на картине изображен не просто дьякон, а «самый типичный, самый страшный из всех дьяконов».

Другое, и самое важное, событие в жизни Репина в это время - его вступление в Товарищество передвижных художественных выставок.

Организация Товарищества передвижных художественных выставок была огромным событием в истории русского искусства.

В ноябре 1870 года был утвержден устав Товарищества и в следующем году открылась в Петербурге I Передвижная выставка. «Передвижение» выставок по разным городам было лишь одной и далеко не главной целью Товарищества. Другая и главная задача заключалась в том, что В. В. Стасов, один из главных пропагандистов нового Товарищества, определил как стремление русских художников-реалистов к полной самостоятельности, к полной независимости от приказов, поощрений и наград, к тесному сплочению художников вне жестких рамок Академии художеств с ее казенным, чиновничьим духом.

Репин всем сердцем, всей душой тяготел к передвижникам, но, будучи в Академии художеств, а затем состоя в течение шести лет пенсионером академии, не мог, по формальным причинам, вступить в члены Товарищества - это запрещалось правилами академии.

Теперь, когда пенсионерство кончилось, он не стал медлить. 14 февраля 1878 года он писал из Москвы в Петербург И. Н. Крамскому: «Теперь академическая опека надо мною прекратилась, я считаю себя свободным от ее нравственного давления и потому, согласно давнишнему моему желанию, повергаю себя баллотировке в члены Вашего общества передвижных выставок, общества, с которым я давно уже нахожусь в глубокой нравственной связи, и только чисто внешние обстоятельства мешали мне участвовать в нем с самого его основания».

18 февраля того же года Репин был единодушно избран в действительные члены Товарищества передвижных выставок, не проходя предусмотренного уставом Товарищества экспонентского стажа. Репин писал Стасову, что тот может поздравить его, Репина, с «новой честью» - членством в Товариществе передвижников: «Шестилетний срок академической опеки кончен, цепи ее спали сами собой, и я исполнил, наконец, что давно хотел». Он писал радостно и взволнованно И. Н. Крамскому: «Ведь я с Вами! Я Ваш теперь», и получил столь же радостный и восторженный ответ: «Какое хорошее слово Вы написали: «Я Ваш!» Это одно слово вливает в мое измученное сердце бодрость и надежду! Вперед!»

В том же году Репин впервые участвовал в выставке передвижников, которая открылась в марте 1878 года в Петербурге. Это была VI Передвижная выставка, на которой Репин выставил «Протодиакона», «Мужичка из робких» и несколько портретов. Открыта она была в Петербурге, а затем перевезена в Москву.

По выражению В. В. Стасова, эта VI Передвижная выставка по значению своему была первой и, думается, именно потому, что здесь был представлен Репин. Не приводя многочисленных отзывов о репинских картинах, представленных на выставке, ограничимся только двумя. Стасов писал в газете «Новое время»: «Что за огонь горел, должно быть, в душе у того художника, который писал этого страшного, этого грозного «Варлаама» (Стасов говорит здесь о Варлааме из оперы Мусоргского «Борис Годунов». - С. И.). Мне кажется, кисть не ходила, а прыгала тигровыми скачками по полотну. Все это было начато и кончено в немного часов, словно какой-то демон водил его рукой... какой все это вместе могучий, характерный тип, какая могучая, глубокая картина...» И другой отзыв - знаменитого русского композитора М. П. Мусоргского, писавшего Стасову сейчас же по посещении Передвижной выставки: «...видел протодиакона, созданного нашим славным Ильей Репиным. Да ведь это целая огнедышащая гора! а глаза Варлаамищи так и следят за зрителем. Что за страшный размах кисти, какая благодатная ширь! А тот, - «не из робких», - шельма, мужичонко-разбойничок: поворот головы и бесчеловечный взгляд, чего доброго, ручаются, что при удобном случае и десяток человеческих душ укокошит».

Вокруг репинских картин, показанных на VI Передвижной выставке, и в особенности по «Протодиакону» разгорелась ожесточенная борьба. Если раньше «Протодиакона» не позволили показать на Всемирной выставке в Париже, дабы не пугать французов «язвами» русской жизни, то теперь, когда картина была показана в России, оказалось, что и в России это небезопасно. Реакционные критики пытались всячески травить Репина и его первого защитника и друга В. В. Стасова, не считались со средствами, чтобы очернить художника и критика. Не будем приводить много свидетельств этой травли, ограничимся только несколькими словами из статьи «С.-Петербургских ведомостей»: «В минувшем году, - писала эта газета, - появился на шестой Передвижной выставке известный по своему безобразию «Протодиакон» г. Репина. Услужливый «друг» (так газета называла В. В. Стасова. - С. И.) не смутился безобразием этого неудачного этюда и с отвагой и дерзостью Ноздрева протрубил, «что это гениальное произведение, что г. Репин нынче больше не пишет, а скачет с кистью по полотну, точно тигр» (подлинные слова Ноздрева). И эту чепуху, как видно, г. Репин принял за чистую монету и продолжал идти, подталкиваемый своим другом, по избранной дорожке».

На Репина и, в особенности, на Стасова, привыкшего к таким «баталиям», эта травля ни в малейшей степени не повлияла.

В конце 1880 года в Москве открылись две выставки: периодическая Московского общества любителей художеств и отчетная выставка работ учеников Училища живописи, ваяния и зодчества.

Репин побывал на этих выставках. Первая ему не понравилась, он не нашел там сюжетов, взятых из жизни: «Ах, жизнь, жизнь! Что это художники ее обходят?!» И в связи с этой выставкой Репин еще и еще повторяет основную идею - быть ближе к жизни, писать картины на современные темы, отвечающие действительности: «Черт возьми, брошу я все эти исторические воскресения мертвых, все эти сцены народно-этнографические... и начну давно задуманные мною картины из самой животрепещущей действительности, окружающей нас, понятной нам и волнующей нас более всех прошлых событий».

Ученической выставкой Репин остался очень доволен, ибо, как говорил он, молодые художники идут вперед, пробивают себе дорогу сами.

Порадовали Репина статьи о выставках, написанные его другом - художником Н. И. Мурашко. Репин писал Мурашко 19 января 1881 года: «Признаюсь тебе без всякой лести, что я никогда не читал с таким удовольствием рецензии об искусстве. Ты знаешь, какая пошлость, скука и неграмотность относительно искусства наполняют полосы всех без исключения газет во время наших выставочных сезонов. Признаюсь, я даже бросил их читать... И вдруг какая-то теплота, живой человек говорит от души, просто... с любовью к делу».

В конце февраля 1881 года Репин выехал в Петербург, где открывалась IX Передвижная выставка, на которой было и несколько репинских портретов.