Сборы на Волгу

Но через две недели дверь ко мне особенно энергично распахнулась, и Васильев в героической позе герольда, подняв высоко белую бумагу, весело смеялся своими крепкими зубами.

- Получай, кавалер! Вот тебе талон на двести рублей; А, что? Я прав! Ну, теперь - сборы.

Он рассказал, какого удобного фасона он купил себе длинный узкий сундук, и прочитал целый список закупок - что еще, как он думал, необходимо требовалось ему и нам.

Тут были и холсты, и краги для верховой езды, и одна-две пары лайковых перчаток, и дюжина галстуков - всего не перечесть; бельем он был раньше обеспечен; духи, мыла, одеколоны, дезинфекционные снадобья, дорожная аптечка, спирт, надувные подушки и прочее и прочее. Я впал в рассеянность, решив про себя, что этого мне ничего не надо.

Вечером я опять у Крамского.

- О, какой вы скептик, но вы решительно, вижу я, не знаете Васильева. Видели ли вы его работы?

- Нет,- отвечаю я.- А где их можно видеть? И что он сделал? Ведь он же и в академию еще не поступил...

Крамской уставил на меня свои проницательные серые глаза.

- Если это не ирония и вы изрекаете правду, как думаете, то...- Он развел руками.- Да вы поскорей должны посмотреть работы Федора Александровича. А что он не был в Академии художеств, так в этом, может быть, и есть его счастье. Но он имеет превосходного руководителя в Шишкине.

На Семнадцатой линии Васильевского острова, в маленьком, одноэтажном, низеньком домике - семейной собственности Васильевых - я застал Васильева за работой. В самой лучшей, самой большой и все же очень маленькой (сравнительно) комнатке в два окна у него стояли две вещицы на дрянных треножках-мольбертах.

Я зашел от света, чтобы видеть картинки, и онемел: картинки меня ошарашили... Я удивился до полной сконфуженности...

- Скажи, ради бога, да где же ты так преуспел? - лепечу я.- Неужели это ты сам написал?! Ну, не ожидал я!

- Благодарю, "не ожидал!",- весело засмеялся Васильев. - А учитель, брат, у меня превосходный: Иван Иванович Шишкин, прибавь еще всю Кушелевку и уж, конечно, самую великую учительницу - натуру, натуру! А Крамской чего стоит?!

- Небо-то, небо... - начинаю я восторгаться.- Как же это? Неужели это без натуры?.. Я никогда еще не видывал так дивно вылепленных облаков, и как они освещены!!! Да и все это как-то совершенно по-новому...

Васильев приблизился к мольберту.

- А? Эти кумулюсы^*? А они мне не нравятся. Я все бьюсь, ищу...- Он присел бочком к мольберту, взял стальной шпахтель и вдруг без всякой жалости начал срезывать великолепную купу облаков над водой...

^* (Купы облаков.)

- Ах, что ты делаешь! Разве можно губить такую прелесть!

Но он уже работал тонкой кистью по снятому месту, и новый мотив неба жизненно трепетал уже у него на холсте... Я остолбенел от восхищения...

А это? Висела еще картинка: изображалась целая стена темной высокой груши малороссийского типа. Картинка была напитана горячим солнцем, кое-где на переднем заборчике сохло вымытое белье разных цветов.

- Вот оригинально: так темно и так солнечно,- удивляюсь я,- всякий тут пересолил бы белилами. Как это ты справляешься с небом такими маленькими кистями?

- О, я всегда работаю маленькими, колонковыми: ими так хорошо лепить и рисовать формочки... А мазать квачами, как заборы, такая гадость, ненавижу мазню... Хорошо ты сделал, что зашел ко мне; я сам намеревался зайти к тебе. К тебе есть два дела, два вопроса, выражаясь высоким слогом, и эти дела должен сделать ты. Ну, уж ты, пожалуйста, не прикидывайся недорослем, возьми в обе руки свое внимание и внимай: ты хорош с Исеевым, и Академия, то есть он, Исеев, тобою дорожит... Пожалуйста, не приподнимай так бровей и не прикрывайся личиной идиота. Знаем, брат, про тебя, все знаем, но не в этом дело. Иди ты к Исееву и проси, чтобы он похлопотал нам даровой проезд по Волге, у него есть рука в компании "Самолет", понял? Это часть официальная, а вот часть, так сказать, семейная: хорошо бы нам взять еще четвертого... Ах, вот идет четвертый. Ну, ну, Роман, держись крепче, не шатайся!

Из другой комнаты вышел начинающий ходить мальчик и храбро направился к Васильеву.

- Это мой брат Роман, которого я люблю больше всей жизни. Только он один мог бы остановить меня теперь в моем решении ехать на Волгу. Ну, поверишь ли, я его так люблю! Так люблю... Ну, милый Рома, иди, иди ко мне, ну, ну... ах ты, мое сокровище! - Он взял его на руки и уселся на стул.- Ах да, с Романом я все забываю... Так вот, имеешь ли ты кого на примете четвертым в нашу компанию?

- Вот не думал,- отвечал я в раздумье,- разве Кириллыча?

- Ха-ха-ха! - весело взорвался он от неожиданности.- Вот одолжил! Благодарю, не ожидал! Ох, но этот столб миргородского повета не поедет. Куда ему! Вот смех! И как это ты выговорил его имя?

- Да ведь он очень просится ехать с нами, очень желает.

- Берем, берем! Благодарю, "не ожидал!" - шутил уже Васильев нараспев.